Полет финансиста

Большой спорт №12-1(38) Зима 2009-2010
Дмитрий Маслов
О современном состоянии парашютного спорта в мире и перспективах установления новых российских и мировых рекордов в групповой акробатике Илья Рябый рассказывает в интервью журналу «Большой спорт».

Он не считает себя спортсменом и уверяет, что «лишь прикоснулся к большому спорту, увидев его изнутри и почувствовав, какой это кайф». На нашу просьбу об интервью он также согласился не сразу, так как посчитал такую беседу для себя нескромной. Между тем глава представительства MasterCard Europe в России Илья Рябый хорошо известен не только в финансовых, но и спортивных кругах. Мастер спорта, рекордсмен мира в классе больших формаций, в 2006 году он был одним из четырехсот парашютистов, собравших в небе над Таиландом самую большую фигуру в истории.

О полете, экстриме, современном состоянии парашютного спорта в мире и перспективах установления новых российских и мировых рекордов в групповой акробатике Илья Рябый рассказывает в интервью журналу «Большой спорт».

Парашютный спорт – не самая безопасная дисцип­лина на свете. А как вы оцениваете экстремальность своего вида спорта?

В самих прыжках нет экстрима, экстрим – это первые 10, 20, 30 прыжков, пока есть страх преодоления чего-то. Потом он проходит, и ты ощущаешь себя в состоя­нии свободного падения почти так же привычно, как на диване или стуле. А вообще у каждого свой парашютный кайф. Я знаю много людей, которые ездят прыгать в разные страны, а меня к этому никогда не тянуло – воздух везде один. Мне интересно что-то сделать в потоке, поэтому я и занялся акробатикой. Для меня парашют – лишь способ доставки тела на землю, когда он раскрылся – работа закончена. Однажды я прочитал одно американское исследование об экстремальности тех или иных спортивных дисциплин, так парашютный спорт был там на 30-м с чем-то месте, после футбола и хоккея. Он гораздо менее травмоопасен. А возглавлял этот рейтинг высокогорный альпинизм.

Но все же и совсем неэкстремальным парашютный спорт тоже назвать нельзя. Уж больно в неестественной среде оказывается человек.

Да, действительно, человек не приспособ­лен для полета, поэтому большую часть времени инструктора, готовящие к прыжку, посвящают тому, чтобы научить клиента расслабляться и воспринимать происходящее как естественное. Первый прыжок, когда ты выпадаешь из самолета и ощущаешь, что попал не во враждебную среду, а домой, – дорогой для парашютиста момент. Я его помню очень ярко.

Вы совершили около 2000 прыжков. Как пришли к большим формациям? Было просто скучно и пробовали что-то новое?

Да, именно так. Я выделил определенные этапы постижения парашютного спорта. Первый: когда каждый прыжок – преодоление себя и страха смерти. Ходишь гоголем и считаешь себя самым крутым, потому что совершил невозможное – прыгнул с парашютом. Когда проходит страх, исчезает и героика. Второй этап: каждый прыжок – в кайф. Много открытий: впервые прыгнуть вместе с кем-то, сцепиться в воздухе, падать на спине, встать в падении… Каждый прыжок – самоцель. На этом этапе люди могут проехать сто километров до дроп-зоны ради одного прыжка. Эта романтика переходит либо в более спокойное русло – когда человек начинает прыгать только летом в хорошую погоду, чтобы «проветриться», либо на новый, спортивный уровень. На этом этапе надо овладеть определенным навыком и совершенствовать его. В парашютизме много разных дисциплин: связанные с работой в свободном падении и под куполом, индивидуальные и командные. В свободном падении есть групповая акробатика, у которой свои поддисциплины: четверки, восьмерки, десятки, шестнадцатки. Существуют двойки, но получить спортивное звание, выступая в них, в настоящее время невозможно. Есть еще фрифлай (free fly), когда работают стоя на ногах, на головах, сидя. Грамотно исполненный фрифлайерский трюк – удовольствие для глаз. Индивидуального фрифлая не существует – это уже фристайл. Также можно вспомнить о скайсерфинге и бейсджампинге, который с парашютным спортом объединяет только способ приземления. Вот это действительно экстремальный спорт.

Существует ли чисто физический предел числа участников для рекордного прыжка в групповой акробатике?

Фигура-400 очень устойчива, хорошо собирается и легко наращивается. Сделать из 400 участников 500 не сложно, привесив к каждому сектору еще по 10 человек и увеличив высоту с 7,5 до 8 километров. Но предел есть – с 10-километровой высоты уже не прыгнешь, специальной экипировки для высотных прыжков не существует, да если бы она и была, это сильно удорожило и утяжелило бы процесс. Когда мы ставили рекорд-400, нас возили пять самолетов тайских ВВС. По местным законам летчик за день может совершить только один подъем на определенную высоту в разгерметизированной кабине. Нам обеспечивали пилотов на три взлета в день. Планировавшийся на 2010 год рекорд – 250 человек с перестроениями – отменился именно из-за проблем с техникой и людскими ресурсами. Таиланд – единственная страна в мире, готовая принимать «сумасшедших парашютистов», потому что местный король – большой поклонник этого дела. В Аризоне в начале 2000-х установили рекорд-300, для чего использовалось огромное количество небольших самолетиков, взлетавших с разных дроп-зон. Это был подвиг, я хотел поучаствовать, но получил отказ, потому что организаторы сочли меня недостаточно готовым. Я, конечно, придерживался иной точки зрения. Мой приятель, у которого опыта было еще меньше, за свои средства отправился в США, чтобы стать запасным в случае, если кто-нибудь из основного состава не сможет поучаствовать. И прыгнул. Я страшно обзавидовался.

Никто всерьез не просчитывал предельное количество человек в фигуре, но в 2012 году планируют поставить рекорд с участием 500 человек.

Что нужно сделать, чтобы войти в число участников такого прыжка?

Написать заявку. Существует взнос, покрывающий проживание и прыжки. Человек должен не только уметь прыгать, но и иметь возможность оплатить его. Насколько я помню, в Таиланде сумма этого взноса составляла около 4000 долларов плюс билеты до Бангкока и обратно. У спортсменов высокого класса есть свои спонсоры, бюджеты, так что эти вопросы решаются. Я не помню случаев недобора – как правило, желающих больше, чем мест, идет отсев. Иногда человек выбывает не из-за травм или других объективных причин, а по решению организаторов как не справляющийся с задачей. В 2006-м у нас был смешной случай. С нами прыгал полковник тайских ВВС, вывести его из состава было невозможно. Как его ни пытались держать самые сильные спортсмены, все равно фигура разрывалась именно на этом полковнике. Чтобы отказаться от услуг такого «спортсмена», пришлось проявить чудеса дипломатии.

Сильнейшие парашютисты располагаются в середине фигуры?

В середине и на краях принципиально разная работа: в середине располагаются прежде всего мощные и крупные парашютисты, а на краях – маленькие и легонькие, способные контролировать скорость падения. В «базе» же – крепкие мужики, поскольку пока фигура собирается, ее немилосердно рвут. Это в идеале надо только касаться партнера, а на практике захваты крепкие, по формации идут волны, и их надо гасить.

Многое ли при установлении рекорда зависит от оператора? Может ли он «обмануть» судей?

Как правило, большие формации снимают много операторов. Во время установления тайского рекорда было по два оператора на каждый из десяти секторов плюс несколько «общих». Результат оценивается именно по видеозаписи, и оператор обязан обеспечить видимость всех захватов. Требований к профессиональному мастерству оператора при больших формациях меньше, чем в четверках или восьмерках, когда оператор отделяется вместе с фигурой и во время всего прыжка должен четко ее показывать. Негласный закон судейства в парашютном спорте гласит: не судья должен увидеть захват, а спортсмен – его показать. Судья не обязан вглядываться до боли в глазах и пересматривать видео для того, чтобы рассмотреть наличие захвата, это запрещается правилами. Во фрифлае и скайсерфинге оператор – полноправный член команды, он должен полностью синхронизироваться с «лыжником».

А в чем заключается методика тренировок парашютистов? Это только прыжки?

Каких-то специально разработанных для групповой акробатики упражнений нет. По крайней мере, не было в то время, когда ею занимался я. Нужно поддерживать себя в форме, чтобы быть гибким и выносливым, для этого выполняется комплекс общефизических упражнений. Помимо собственно прыжков в воздухе, они «накатываются» на тележках. Недавно появились аэродинамические трубы – симуляторы свободного падения. Чтобы познакомиться с ними, я в свое время ездил в Орландо, сейчас же такие трубы есть и в России. Их появление колоссально повысило уровень парашютной подготовки в нашей стране – степень владения своим телом увеличилась многократно.

Значит, можно ожидать, что рекорд России в групповой акробатике будет постоянно улучшаться?

Конечно. Я не вижу ничего невозможного в том, чтобы уровнять российский рекорд с мировым. А если парашютным спортом заинтересовать представителей властных структур, это произойдет намного быстрее.

Сколько времени проходит с начала занятий парашютным спортом до выхода на профессиональный уровень?

У всех по-разному. Я очень долго и тяжело учился. Мой первый инструктор рассказывал, что два раза был на грани того, чтобы сказать: «Не твое это, кончай мучиться». А потом – раз, и поперло. А некоторые, как губки, в себя впитывают парашютную науку. С появлением аэродинамических труб учиться стали, конечно, быстрее.

Можете ли вы нарисовать портрет среднестатистического российского парашютиста?

Это очень разношерстный народ. До сих пор прыгают и работают инструкторами спортсмены, воспитывавшиеся в советской системе ДОСААФ. В России можно обеспечивать себя, занимаясь только парашютизмом, но не спортом как таковым, а инструкторской работой, тандемными прыжками. Все это стоит достаточно дорого, на хороших инструкторов записываются заранее. Периодически приходят и люди «из мира», которые в какой-то момент перестают заниматься чем-то другим и становятся инструкторами, спортсменами. Кого-то небо так «цепляет», что он начинает серьезно заниматься и даже содержит на свои деньги команды. Например, бывший губернатор Псковской области Михаил Кузнецов – чемпион России в четверке, призер чемпионата Европы, а глава корпорации «Баркли» Леонид Казинец – прекрасный групповой акробат, и этот список можно продолжать.

А ваш контракт с MasterСard не запрещает вам занятия парашютным спортом?

Такого пункта в контракте нет, но име­ющийся объем работы уже не позволяет мне поддерживать форму настолько, чтобы выступать на соревнованиях или принимать участие в установлении рекордов. К тому же у меня семья, двое маленьких детей, хочу уделять внимание им. Кстати, моя жена – тоже парашютистка, рекордсменка России, мы познакомились на аэродроме, но у нее те же проблемы – дети отнимают колоссальное количество времени. Сейчас мы занимаемся «парашютной физкультурой», выезжаем с детьми и прыгаем. Им очень нравится.

Человек не приспособлен для полета, поэтому главное – научиться расслабляться и воспринимать происходящее как естественное. Первый прыжок, когда ты выпадаешь из самолета и ощущаешь, что попал не во враждебную среду, а домой, – дорогой для парашютиста момент. Я его помню очень ярко

А сотрудников MasterСard вы приобщаете к парашютному спорту?

Все знают, что я парашютист, и периодически поднимается такая тема: поехать куда-нибудь на выходные и прыгнуть с парашютом. Но пока она не реализована, никого мой пример не вдохновил.

Можете ли вы представить, что однажды снова вернетесь в профессиональный парашютный спорт?

Конечно, могу. Когда я принял решение «завязать» с этим делом, испытал большое облегчение, словно сбросил оковы: в жизни появилось свободное время. Но сейчас летом порою думаю: как же хочется вновь прыгать. Периодически меня приглашают в оргкомитеты некоторых турниров, но я понял, что не смогу просто смотреть: жутко завидую тем, кто прыгает. А если рассуждать серьезно, то вряд ли уже вернусь в профессиональный парашютный спорт: возраст не позволит, с годами проявляются болячки, а надо быть гибким и подвижным. У меня сейчас много работы, и хорошо, что не предвидится сокращение ее объемов, я люблю то, чем занимаюсь. Мне удалось приобщиться к большому спорту, не порывая с миром, и так везет совсем немногим.