Достучавшийся до небес

Большой спорт №1-2 (22) зима 2008
Дмитрий Маслов
Можно ли сегодня зарабатывать альпинизмом, Валерий Бабанов рассказал журналу BOLSHOI sport сразу после своего возвращения из экспедиции.

Свыше 600 восхождений, из которых более 200 соответствуют 5-й и 6-й категории сложности, около 45 длинных маршрутов в летних и зимних условиях, две премии «Золотой ледоруб» за одиночное первовосхождение на вершину Меру (6310 метров) и восхождение в двойке на вершину Нуптзе Восточная (7804 метров). Конечно, это далеко не полный список достижений Валерия Бабанова, самого титулованного российского альпиниста. В середине октября он совершил еще один подвиг – в паре с Сергеем Кофановым взошел с севера на пик Жанну (7710 метров). О том, почему он по-прежнему продолжает ходить в горы и можно ли сегодня зарабатывать альпинизмом, Валерий Бабанов рассказал журналу BOLSHOI sport сразу после своего возвращения из экспедиции.

В 2002 году вы окончили французскую школу гидов ENSA в Шамони, и сегодня являетесь единственным россиянином с международным дипломом профессионального горного гида. Что это дает помимо морального удовлетворения? Вы лично водите клиентов в горы?

У меня уже сформировался круг клиентов, которые приезжают ко мне в течение последних трех-четырех лет. Я работаю не только во французских Альпах, но и в Гималаях – перед экспедицией на пик Жанну был трекинговый поход с пятью клиентами. В настоящее время именно работа гида приносит мне девяносто процентов дохода, остальное – от контрактов со спонсорами. Диплом и членство в международной ассоциации гидов позволяют мне официально работать в Европе и любой другой точке мира. У меня есть и диплом российского инструктора по альпинизму, но он не дает права работать в других странах. С другой стороны, диплом предполагает юридическую ответственность за жизнь клиента – случись что, я подсуден.

И в этой связи вы когда-нибудь отказывали потенциальным клиентам?

Да, такие случаи были. Видя, что человек недостаточно подготовлен, я вежливо отказывал. Несчастных случаев с моими клиентами не было.

Насколько популярен в России коммерческий альпинизм? Много ли людей зарабатывает, водя людей в горы?

Не настолько популярен, как за рубежом. К сожалению, наши соотечественники, как правило, не хотят платить серьезные деньги за гида. Да и ставки в России намного ниже, чем на Западе. В моем понимании профессиональный гид – это человек с дипломом. Здесь же, в частности на том же Эльбрусе, часто работают непрофессионалы, люди уровня второго-первого разряда. Надо быть как минимум кандидатом в мастера спорта и пройти курсы инструктора по альпинизму, чтобы осмеливаться вести клиентов в горы. Бывает, французские профессиональные гиды нанимают наших, непрофессиональных, и используют их в качестве проводников, которые могут показать им рельеф и подходы. Но ответственность за жизнь человека профессионал на другого не переложит никогда.

В каком возрасте наступает профессиональный расцвет у альпиниста? Вас не смущало, что ваш напарник по восхождению на пик Жанну Сергей Кофанов так молод?

Думаю, расцвет начинается с 25 лет, когда накапливается опыт и приходит более вдумчивое понимание ситуации. Мне 43, и я считаю, что нахожусь в «золотом» возрасте. С физической формой у меня все в порядке и, думаю, до 55 лет проблем не будет, да и этот возраст не является пределом. Ведь если ты ощущаешь себя молодым и способен на подвиги – это здорово. А в возрасте Сергея Кофанова я тоже был очень дерзким. Но Сергей, к счастью, прошел тот этап, когда делают глупости. Правда, до расцвета его альпинистских возможностей еще далеко.

Какое из своих достижений вы считаете самым весомым?

В моей альпинистской карьере много серьезных достижений, которые оказывались своего рода ступеньками наверх. Сначала я занимался командным альпинизмом и даже не помышлял о том, что буду ходить один. Но мне хотелось расти, и мы пошли по пути уменьшения команды и увеличения сложности. Даже совершая восхождения в двойках, я понял, что есть что-то более сложное. Мне было скучно с напарником, и я стал ходить один. Наращивал обороты, были соло-восхождения по четырнадцать дней. Потом подошел к некоему пределу – есть протяженность маршрутов и высота, которые одному не пройти, велик риск погибнуть, поэтому я вернулся к тому, чтобы ходить вдвоем.

Сколько людей в России зарабатывают альпинизмом, то есть живут за счет поддержки спонсоров и не имеют других источников доходов?

Думаю, таких людей нет. Все вынуждены подрабатывать на высотных работах или зимой;некоторые, например, еще и занимаются горными лыжами. Спонсорские деньги, как правило, уходят на поездки и соревнования.

Современные российские альпинисты воспитаны в совершенно иной системе, чем их зарубежные коллеги. В чем ее основные отличия от западной?

Вопрос глобальный. Если коротко, различие в подходах. Наши альпинисты отличаются упорством. Если погода портится, европеец в Гималаях развернется и пойдет вниз. У нас же погода редко кого останавливает – часто для того, чтобы совершить восхождение, человек должен задействовать все свои материальные и физические резервы, ведь другого шанса взойти у него может просто не быть. Многие на Западе считают, что русские излишне рискуют. Это так, но такая позиция приносит свои плоды. Российская школа альпинизма более коллективна, западная же строится на индивидуальности. Помню, пятнадцать-двадцать лет назад мы ходили в группе из шести-семи человек, из них два «лазуна», остальные просто несут снаряжение или варят кашу. У иностранцев из шести человек все «лазуны» и «кашевары». Я не могу сказать точно, какой подход лучше: в разных условиях срабатывают разные модели. Кстати, на Жанну мы с Сергеем Кофановым взошли именно по западной схеме.

Сегодня много говорится о том, что советская альпинистская школа почти уничтожена: лагеря закрыты, инструкторы переквалифицировались. На ваш взгляд, такая оценка соответствует действительности?

Многие альпинистские лагеря действительно давно закрыты, исчезла поддержка альпинизма со стороны государства, хотя остались разряды и коллективный подход. Но сейчас в России можно наблюдать возрождение альпинизма. Например, в Красноярске появилась команда молодых перспективных ребят. Единственное, что мне не нравится, – тамошние руководители, которые навязывают спортсменам свой подход, это существенно тормозит развитие. Мне в свое время удалось выскользнуть из системы и пойти своей дорогой. Я не командный игрок.

Как складываются ваши отношения со спонсорами? Были ли случаи, когда вы предлагали им какой-то проект, а в ответ слышали, что им это неинтересно?

Таких случаев не было. Бывали просто отказы со стороны тех спонсоров, с которыми раньше успешно сотрудничал. Сейчас мой генеральный и единственный российский спонсор – компания BASK. Есть еще четыре иностранных: Grivel, SCARPA, BEAL и Julbo. Со всеми, кроме последней, у меня заключены контракты.

Эверест – самая высокая и самая знаменитая вершина нашей планеты. Но есть еще грозная К2, которая, как считают профессионалы, намного сложнее Эвереста. Как вы оцениваете эту гору?

Да, она очень сложная. И дело даже не в технических моментах – в этом плане К2 сопоставима с Эверестом, – а в метеоусловиях. Это отдельно стоящая вершина, и когда приходит шторм, уйти от него ты просто не успеваешь. Более того, на К2 вообще хорошая погода редко стоит больше двух-трех дней. Рядом с Эверестом расположены еще два восьмитысячника, которые его закрывают и замедляют приход атмосферных фронтов. Там по пять-шесть дней бывают хорошие метеоусловия, поэтому туда и поднимаются ежегодно пятьсот-шестьсот восходителей.

Говорят, что если человек однажды оказался в горах, он обязательно туда вернется. В чем причина этого феномена? Есть ли физическое привыкание к горам?

Привыкание скорее не физическое, а духовно-ментальное. В городе налипает всякая грязь, шелуха, а в горах она исчезает. Меняется отношение к миру – ты очищаешься, становишься восприимчивым к людям и природе. Когда много дней под твоими ногами лишь пропасть, ты забываешь обо всех своих проблемах и возвращаешься домой совершенно другим человеком.

А где вы живете?

Я живу в Калгари, но не в центре. У нас возле дома олени ходят. Полгода живу в Шамони. И вообще очень много времени нахожусь вне города.

Как и где вы тренируетесь? И в чем состоит психологическая подготовка, которую вы ставите на первое место?

Тренируюсь в основном в горах, в Калгари у меня возле дома парк, в сорока минутах езды – горы. Люблю бегать в гору с перепадом высот в полтора километра, лазаю иногда в зале. В неделю у меня 18–20 часов тренировок. Физическая форма самым тесным образом связана с психологической: хорошо потренировался – чувствуешь себя уверенно. Специальных упражнений для психологической подготовки у меня нет, пытался заниматься медитацией, но особых успехов не достиг. Думаю, что это нарабатывается в основном во время восхождений. Я сильно продвинулся в этом плане, когда занимался сольным альпинизмом, попадал в критические ситуации. Пока не переживешь все это сам, качественного скачка не произойдет.

По какому критерию вы решаете, использовать страховочные веревки во время сольных восхождений или нет?

Опираюсь в основном на свой опыт. У меня за плечами есть восхождения по километровым стенам без веревки. Стараюсь не переиграть – если чувствую, что есть возможность сорваться, всегда использую веревку. Когда в одиночку идешь по закрытому леднику, веревку использовать нельзя, приходится брать на себя ответственность.

Бытует мнение, что путь назад сложнее, чем путь на вершину. Это правда?

Скорее, путь назад не сложнее, а опаснее, потому что нужно сохранять концентрацию до самого возвращения в базовый лагерь. Расслабляться нельзя ни на минуту. То, насколько мы можешь управлять ситуацией, непосредственно связано с твоим опытом и мастерством.

Вы дважды получили премию «Золотой ледоруб». Чего вы еще не достигли в профессиональном плане?

Достиг всего.

Почему же вы продолжаете ходить в горы? У вас вообще есть страх смерти?

Несмотря на все награды и достижения, я хочу снова и снова покорять горы и делать это как можно дольше. Что касается смерти, что это может случиться с любым из альпинистов в любой момент. У меня было несколько критических ситуаций, когда я ощущал, что от меня почти ничего не зависит, но боролся до конца. Смерть как таковая является одним из пунктов правил этой игры. Сорок с лишним моих знакомых погибли в основном в горах. А вот друг, мастер спорта по альпинизму, перелезал на шестом этаже с окна на балкон, поскользнулся и упал. Ты можешь просто не пройти там, где сто раз проходил – камень упадет, и все.
В целом же я очень позитивно смотрю на жизнь. Хандра, депрессия – это все мне несвойственно. Я пошел в горы не от скуки. Альпинизм для меня – это судьба, та сфера, где я могу полностью реализоваться. А смерть? Все мы когда-то умрем.

Каковы ваши профессиональные планы – на ближайшее время и на относительно отдаленное будущее?

Зимой буду работать горным гидом в Шамони, клиенты уже есть. Услуги мои стоят процентов на 10–15 дороже, чем у обычных гидов. Весной поеду в Гималаи. Скорее всего, это будет новый маршрут на восьмитысячник с напарником. Возможно, с Сергеем Кофановым.