Взгляд эксперта

Большой спорт №4 (14) апрель 2007
Евгений Арабкин
В интервью журналу BOLSHOI sport профессор Дурманов рассказывает о том, откуда берется допинг, почему атлеты его употребляют и как этому можно помешать.

Руководитель антидопинговой службы Росспорта Николай Дурманов не считает себя и своих коллег инквизиторами. Настоящая борьба с запрещенными препаратами, по его мнению, ведется на уровне Интерпола или Наркоконтроля и имеет небольшое отношение к олимпиадам и чемпионатам. В интервью журналу BOLSHOI sport профессор Дурманов рассказывает о том, откуда берется допинг, почему атлеты его употребляют и как этому можно помешать, никого не наказывая.

Почти никто не верит, что мировой оборот рынка допинговых препаратов может превышать мировой оборот рынка наркотиков. Но представители Интерпола и Всемирного антидопингового агентства (WADA) говорят, что это так. Из чего они исходят в своих подсчетах?

Оборот допинговых средств превышает оборот наркотиков по одной простой причине – сам рынок больше. Когда мы говорим о потребителях допинга, то вспоминаем звезд мирового спорта, но ведь есть десятки или даже сотни миллионов рядовых потребителей допинга. Это все те, кто вовлечен в индустрию боди-имиджа: бодибилдинг, фитнес, системы похудания. О серьезности ситуации свидетельствует уже то, что борьба с нелегальным производством, транспортировкой и распространением допинга объявлена абсолютным приоритетом WADA. Антидопинговая конвенция была принята ЮНЕСКО, и ее подписали все страны. А в нашей стране за допинг-трафик взялась Федеральная служба по контролю за наркотиками.

Что такое индустрия допинга сегодня, каким научным потенциалом она располагает?

На мой взгляд, речь надо вести не об индустрии, а о глобальном социальном феномене. Дело не в том, что несколько преступных кланов с подпольными лабораториями оплели своими сетями всю планету, хотя нечто подобное тоже имеет место. Более важно, что допинг весьма доступен в быту. В Америке категорически запрещены препараты с эфедрой и прогормонами, а в других странах они в свободном доступе. И никаких предупредительных наклеек на упаковках, конечно же, нет. В этом смысле Россия – классический пример. Эритропоэтин можно купить в аптеке, и очень часто – без рецепта, а в большинстве развитых стран этот сложнейший и очень дорогой препарат вообще в аптечную сеть не поступает, он идет прямо в клиники. Надо четко понимать: допинги, как правило, не выдумывают. Это идеи, субстанции, препараты, методы, украденные из большой медицины. Они разрабатываются совсем не для спорта, а для лечения очень серьезных заболеваний. Их воруют либо на стадии разработки, либо на стадии клинических испытаний, либо уже как готовый препарат. Научная информация открыта, и украсть что-нибудь и попробовать в спорте не составляет большого труда.

Сколько сегодня может стоить победа на Олимпиаде, если оценивать только процесс подготовки? И как на эту цифру влияет допинг?

Допинг точно не делает подготовку дешевле. Наши биатлонисты как-то сказали мне, что олимпийская медаль стоит пять–семь миллионов долларов. Но речь идет не о допинге, а о совокупности всех расходов на успешную подготовку к соревнованиям. Вообще, если посмотреть на финансовую сторону дела, станет понятно, что медицина вносит не самый большой вклад в победу. Спортсмен гораздо больше тратит на перелеты, проживание, питание и оплату услуг специалистов. Так что вес допинга в стоимости победы сильно переоценивается.

Антидопинговые службы часто обвиняют в избирательном допинг-контроле и даже попытках оказать с его помощью какое-то экономическое или политическое давление. Сталкивались ли вы с чем-то подобным?

Я и есть то лицо, которое «давит», но когда приходится иметь дело с 14-летними девочками, перекачанными анаболиками, то какая тут политика? Тут надо беспокоиться о том, чтобы они мальчиками не стали. Все рассуждения о том, что допинг-службы превратились в тайные ордена, с помощью которых можно кого-то выкопать, кого-то закопать – это разговоры в пользу бедных. Конечно, избирательный допинг-контроль существует. Ситуация тут очень простая. Есть долгоиграющие допинги: съел и полгода светишься как четвертый реактор Чернобыльской АЭС. Поймать такого атлета сейчас очень легко. Но есть допинги, которые очень быстро выводятся из организма. Накачался, подождал несколько дней и чистый выезжаешь на соревнования. Именно поэтому допинг-контроль может быть проведен в любое время и в любом месте. Это малоприятная процедура и, конечно, возникают вопросы о гражданских правах. Но пожарные или машинисты тоже проходят проверки и терпят ограничения в частной жизни. Спорт – это такая профессия. Ничего не поделаешь. Очень часто внезапный допинг-контроль проводится по просьбам команд. И, конечно, помогают агентурные данные. У нас, как у любой спецслужбы, есть своя агентура, свои источники информации. Мы достаточно оперативно проверяем любые сигналы. Особенно, когда выясняется, что тренеры кормят детей всякой гадостью.

Если современная проблема допинга во многом вызвана коммерциализацией спорта, то, может быть, существует экономический выход из ситуации? Например, финансовое стимулирование честности атлетов.

Многие страны, например Норвегия, вводят штрафы для спортсменов, попавшихся на допинге, в других странах спортсмен должен вернуть часть денег, потраченных на его подготовку. У нас дисквалифицированный спортсмен слетает со всех президентских и прочих стипендий, он не может получать зарплату из спортивных бюджетов. Все это помогает, и уже остановило многих спортсменов. С другой стороны, в рамках WADA сейчас функционирует орган – комиссия атлетов, – призванный обеспечить спортсменам возможность поговорить между собой. Опытные объясняют молодым, как на самом деле обстоит дело. Могу сказать, что любые карательные меры по своей эффективности уступают обычным образовательным программам. Главное, чтобы эти программы были неформальными. Мы называем это борьбой с допингом на уровне мозгов, а не на уровне мочевого пузыря.

Вы как-то сказали, что современный спорт в том виде, в котором мы его знаем, просуществует еще 10–12 лет, а потом кардинально изменится. Что вы тогда имели в виду?

Я в данном случае исходил из пессимистического сценария и имел в виду перспективу генного допинга, то есть появление новых методик, которые по своей эффективности и опасности превзойдут все, что мы до сих пор могли наблюдать в нелегальной спортивной медицине. Это не мое мнение, так считают многие специалисты по спортивной медицине, спортивной этике и даже спортивному бизнесу. Прототипы технологий генного допинга уже готовы. И они даже применяются в медицине, а опыт показывает, что дистанция между большой и нелегальной допинговой медициной достаточно коротка. Наши немецкие коллеги считают, что уже применяется репоксиген – одна из первых генных допинговых технологий. Она позволяет повышать уровень гемоглобина. То есть речь идет о том, что генный допинг уже у порога, а некоторые считают, что его эра уже началась.